Логическая часть этого учения

Логическая часть этого учения содержится в “De demonstratione, ejusque necessitate ac vi” и в «De usu et exercitatione dialecticae» (Базель, 1556); его физика и метафизика – в «De naturae philosophia, seu de Platonis et Aristotelis concesione», в «In Platonis Timaeum, seu de Universo commentarius» (Базель, 1554) и в «In

Логическая часть этого учения содержится в “De demonstratione, ejusque necessitate ac vi” и в «De usu et exercitatione dialecticae» (Базель, 1556); его физика и метафизика – в «De naturae philosophia, seu de Platonis et Aristotelis concesione», в «In Platonis Timaeum, seu de Universo commentarius» (Базель, 1554) и в «In Phoedonem Platonis, seu de animarum immortalitate» (Базель, 1556), моральное и политическое учение – в «Compendium Ethices» (Базель, 1554), в комментарии к «Республике», опубликованном вместе с «Федоном», в трактате «De Regno et Regis institutione» (Париж, 1557) и в двух коротких диалогах “De Juventute” и «De Honore», увидевших свет в одном томе с «De Demonstratione». Впоследствии второй диалог был переведен на французский Франсуа Барро (Париж, 1759).

В границах данной академической лекции невозможно провести тщательное и скрупулезное штудирование всех этих, тематически весьма отличающихся, книг. Ограничимся поначалу кратким знакомством с теми из них, которые не имеют чисто философского характера, а в философских сочинениях сосредоточимся исключительно на главном принципе, который их объединяет и составляет наибольшее достоинство и оригинальность Фокса Морсильо.

Наш мудрец не был расположен освещать все разделы своей риторики, рабски следуя в этом за древними. То, чем он, по преимуществу занят, так это подражанием и выработкой собственного стиля, для чего он использует (прием) сократической беседы между своим братом и своим же соучеником, тоже испанцем, которых он представляет прогуливающимися по окрестностям Лувена и беседующими между собой.

А как широко и свободно Фокс Морсильо трактует принцип подражания, невзирая на классические предпочтения своего времени! Он определенно не сводится у него к приспособлению иных времен и суждений и к созданию на этой основе некоей хрестоматии; он не прибегает к плагиату, напротив, отыскивает корень и основание подражания в скрытом психологическом подобии, в естественной симпатии между имитатором и его моделью (in naturae similitudine). Всякая вещь производится по образу другой вещи, и сам Бог создал мир в соответствии со своей образцовой идеей. Разве некто, категоричный по своей природе, довольствующийся немногими едва связанными основаниями, может претендовать на подражание великолепию, благозвучию и многословию Цицерона? И наоборот, разве сможет (автор), склонный к изобильности и изяществу стиля, следовать краткости Салюстия или суровой и нервной лаконичности Тацита? Кроме того, стиль должен приспосабливаться к вещам, о которых ведется речь, подчиняя форму материи, а не материю форме.