На многоцветном мирозданья лоне

На многоцветном мирозданья лоне

Почудилось дыхание расплаты:

Неутешительный итог пустой ладони.

(Пер. Вс. Багно)

В. Е. Багно

«И ПРАХОМ СТАНУ, ПРАХОМ, НО ВЛЮБЛЕННЫМ…»

Судьба гениального испанского писателя эпохи барокко Франсиско де Кеведо (15801645) напоминает судьбу Пушкина, Чаадаева и Салтыкова-Щедрина вместе

На многоцветном мирозданья лоне

Почудилось дыхание расплаты:

Неутешительный итог пустой ладони.

(Пер. Вс. Багно)

В. Е. Багно

«И ПРАХОМ СТАНУ, ПРАХОМ, НО ВЛЮБЛЕННЫМ…»

Судьба гениального испанского писателя эпохи барокко Франсиско де Кеведо (15801645) напоминает судьбу Пушкина, Чаадаева и Салтыкова-Щедрина вместе взятых. Острый язык, нестандартный склад ума и неравнодушное сердце привели к тому, что соотечественники и современники обвиняли его в аморализме, издевательстве над святынями, презрении к родине, сочли его «мастером заблуждений, доктором бесстыдства, лиценциатом шутовства, бакалавром гнусностей, профессором пороков и протодьяволом среди человеков», подвергали его остракизму, травили и сажали в тюрьму. При этом нелишне заметить, что слава, которой он пользовался за свой острый и злой язык, по-видимому, тревожила его, однако не столько пугала, сколько удручала односторонним, а, значит, ложным представлением, которое создавала о его творческом и человеческом облике. Например, в 1612 году, посылая Томасу Тамайо де Варгасу свое первое неостоицистическое произведение, Кеведо писал: «Я, ветреный и ничтожный, затрагиваю здесь серьезнейшие темы, и меня не может не беспокоить то обстоятельство, что из-за меня сами они оказываются под ударом, и что в отношении к ним может сказаться моя плохая репутация.»1

Нельзя сводить к голой и близорукой (несмотря на, казалось бы, точный прогноз грядущего упадка Испании) политике изумительный псалом XVII, «Сонет, в котором говорится, что все вокруг напоминает о смерти»:

Я видел стены родины моей:

Когда-то неприступные твердыни,

Они обрушились и пали ныне,

Устав от смены быстротечных дней.

Я видел в поле: солнце пьет ручей,

Освобожденный им от зимней стыни,

Меж тем как стадо среди гор, в теснине,

Напрасно ищет солнечных лучей.

В свой дом вошел я: тенью обветшалой

Минувшего мое жилище стало;

И шпага, отслужив, сдалась в войне

Со старостью; и посох мой погнулся;

И все, чего бы взгляд мой ни коснулся,

О смерти властно говорило мне.

(Пер. А. Косс)

В сущности, этой же теме – трагизма человеческого существования – посвящена вся философская лирика Кеведо, если согласиться с тем, что поэт ставит знак равенства между собой и родиной, не отделяет себя от нее, в то время как Испания пыталась отделить его от себя.

Воспользовавшись замечательной фразой Мигеля де Унамуно: «У меня болит Испания», можно перефразировать ее, при этом выйдя, максимально обострив разговор, из задаваемого ею русла во встречное: «У меня болит Кеведо», – должна была бы сказать Испания.