Если бы человек был просто животным

«Если бы человек был просто животным, которое ощущает, то он бы обладал чисто биологическим родством с другими животными, которые вторгаются в его жизнь. Только постольку, поскольку осознается это положение, открывается реальность человеческого, внешняя по отношению ко мне, которая придает вещам более или менее публичный характер в отличие от всего

«Если бы человек был просто животным, которое ощущает, то он бы обладал чисто биологическим родством с другими животными, которые вторгаются в его жизнь. Только постольку, поскольку осознается это положение, открывается реальность человеческого, внешняя по отношению ко мне, которая придает вещам более или менее публичный характер в отличие от всего частного, и определяет и изменяет человека через последующие шаги: другие как мои составные части, другие как другие, которые являются ими как я, как другие, которые являются другими, нежели я.

Животное реальностей, открытое всем остальным, разбивается на монады «каждого». В силу этого положения животного реальностей, человек является монадой, окончательно обращенной ко всем остальным. И во все остальные структуры вторгается другое в этой тройной форме инаковости (alteridad). Только в свете этой перспективы можно полноценно осмыслить проблему сосуществования и общества». (HRS, 243-244)

4.3.4. Появление личности на основе социального

Мы видели, в чем состоит социальное измерение человека, как на его основе дается опыт других, как конкретно структурируется сосуществование в его разнообразных измерениях. Речь сейчас идет о том, чтобы рассмотреть, как человеческий индивид приходит к полному личному владению собой, на основе того социального измерения, которое ему предшествует и обосновывает его. Потому что вопрос состоит в том, что на основе его первоначальной потребности и тотальной зависимости от человеческого окружения, в котором он возникает, человек становится неотчуждаемым существом, хозяином самого себя, несводимым к другому или, как говорит Субири, к «каждому».

Неповторимый характер личности состоит в некоторой качественной внутренней определенности, которая бесспорно, первоначально происходит от всех остальных. Этот явный парадокс объясняется тем, что человеческая жизнь делается своей (единственной, своей, неотчуждаемой, личной) посредством присвоения жизни всех остальных, так как жизни всех остальных позволяют мне сделать мою собственную жизнь, то есть, являются моими возможностями.

«Инаковость (alteridad) как источник моей собственной жизни является ничем иным как иными жизнями, жизнями других, в той мере, в какой они позволяют мне сделать мою собственную жизнь, то есть, поскольку являются моими возможностями».(HRS, 306)

Форма, которую другие отпечатывают на мне, приводит к тому, что их жизни конституируются как возможности моей собственной жизни.

Помогая мне и проникая в мою жизнь, другие вручают мне возможности в двух смыслах:

негативном: они являются ограниченными и конкретными (этими, а не иными) возможностями и очерчивают сферу, опираясь на которую и относительно которой приобретает позитивный смысл бытие каждого.