В поисках Цацы (Часть 113)

Это ничего, что он иногда по-черному напивается и семейство свое кошмарит. Зато он — мужик! Дома у Макса просто матом разговаривают, а не ругаются. Что в этом плохого? Мат — всего лишь слова. И мамаша у Макса сердечная, и сестры старшие веселые, гуляют с пацанами. Да, батя может под горячую руку и побить Макса, мать отругать, но никогда они его не унижали.

Я же вижу, как мамаша на меня смотрит, я все чувствую, не чурбан.

С жалостью и тревогой, с обидой и с презрением к своему сыночку, тупому неучу.

А отцу, по-моему,

Это ничего, что он иногда по-черному напивается и семейство свое кошмарит. Зато он — мужик! Дома у Макса просто матом разговаривают, а не ругаются. Что в этом плохого? Мат — всего лишь слова. И мамаша у Макса сердечная, и сестры старшие веселые, гуляют с пацанами. Да, батя может под горячую руку и побить Макса, мать отругать, но никогда они его не унижали.

Я же вижу, как мамаша на меня смотрит, я все чувствую, не чурбан.

С жалостью и тревогой, с обидой и с презрением к своему сыночку, тупому неучу.

А отцу, по-моему, я вообще противен. Он считает, что я хлюпик, трус — спортом не занимаюсь, мышцы не накачал, слабый и безвольный. Да предок просто фанат Шварценеггера.

А я, блин, ботва?

У мамаши другой сдвиг по фазе. Она страдает, что я непорядочный. Да она просто помешалась на порядочности и благородстве. Это в наше-то время! Ее прет от того, что я вру, не держу слова и никогда не выполняю обещаний. Типа свисток я и сачок, что я нечестный! А они честные? Почему предки сбагрили меня в интернат? Чтобы избавиться от меня! Да они просто меня ненавидят!

Я что, виноват, что такой уродился? Я у них на свет не просился! Да и вообще, по сравнению с другими я просто эльф. Колька пиво глушит по два литра в день, Шурик на герлах офигел — дома не ночует, жжет нипадецки, а Витька вообще на наркоту подсел. В нашем дачном поселке, считай, нормальные только мы с Максом. А я все у них, у предков, блин, плохой, аццкий.

Не знают они, блин, что такое настоящие гоблины!

Ну ничего, вот исполнится нам с Максом восемнадцать, мы сбежим из дома. Как, как вытерпеть их занудство? У-у, орки! Ну просто достали! И что я им сделал? Когда они оставят меня в покое? Только слышно: “Илюша, сделай то, Илюша, сделай это. А почему ты не сделал того или этого?” Не хочу! Хватит на нервы мне действовать. От их воспитания я нервный такой, “слабонистый”, ну, блин, “сетевой лох”.

Они, они во всем виноваты! В том, что я такой получился урод: длинный, худой, с цыплячьей кожей, не фигура, а какое-то скособоченное растение.

А лицо? Ну и кому, кому может понравиться это лицо — асимметричное, прыщавое, с длинным носом, безвольным подбородком. Видеть не могу себя в зеркале. Эта ненавистная черепушка с оттопыренными ушами, с редкими белесыми волосами на тыквообразной голове. Ну, я себя и расписал! Правда, глаза у меня хорошие, большие, разрез необычный. Глаза красивые, светло-карие, и улыбка хорошая. Это так мама иногда, чтобы подлизаться, говорит. Но как же мне осточертели эти ее поцелуйчики на ночь и “спокойной ночи, птенчик! Доброе утро, стебелек!” Бр-р! Сколько можно!

Что-то Макс ко мне не идет? Зайду за ним. Пойдем прошвырнемся по поселку в магазин зайдем, пивка дерябнем, сиги покурим. Супер, нипадецки!»

Илюша надел легкую курточку и вышел на улицу. Темнело. Холодно, начинал накрапывать дождь. Мальчик поежился, поднял воротник, посмотрел на свои любимые рваные кроссовки, подумал, что промокнет: «Блин, погода сакс! А плевать!»

Илюша, ссутулившись, зашагал по садовой дорожке к калитке.