В поисках Цацы (Часть 38)

Одна мука, а не жизнь. Так больше продолжаться не может. Она не могла с этим кошмаром справиться и с остервенением вливала в себя этот коньяк, давясь и отплевываясь. Глотала и глотала, пока не упала на пол. Все поплыло перед ее глазами, и вдруг в комнату в раскрытую форточку влетела птица и обернулась Иван-царевичем. Он склонился над ней, это оказался Пеппино. На Цацу смотрели его светло-серые широко раскрытые, влюбленные в нее глаза. Пеппино нежно прошептал:

— Моя фея! — и в первый раз поцеловал ее в губы. Цаца «в порыве страсти» случайно схватилась и потянула за конец

Одна мука, а не жизнь. Так больше продолжаться не может. Она не могла с этим кошмаром справиться и с остервенением вливала в себя этот коньяк, давясь и отплевываясь. Глотала и глотала, пока не упала на пол. Все поплыло перед ее глазами, и вдруг в комнату в раскрытую форточку влетела птица и обернулась Иван-царевичем. Он склонился над ней, это оказался Пеппино. На Цацу смотрели его светло-серые широко раскрытые, влюбленные в нее глаза. Пеппино нежно прошептал:

— Моя фея! — и в первый раз поцеловал ее в губы. Цаца «в порыве страсти» случайно схватилась и потянула за конец скатерти. И тут ей на голову свалилось что-то тяжелое, и она отключилась.

На следующее утро Вадим зашел в квартиру, думая, что ее нет дома, и… обнаружил Нинон лежащей на полу без сознания с каплей крови у виска, рядом валялась бутылка коньяка и старинная чугунная кофемолка.

Через два дня Цаца вытащила из шкафа все свои вещи. Затем достала из круглой металлической коробочки для шитья из-под английского печенья ножнички и принялась аккуратно, один за другим спарывать все бантики с платьиц, юбочек, кофточек и бросать их на тахту как попало. Когда все было закончено, она уложила чемодан, надела пальто и черный берет и, взглянув на себя в зеркало, взялась опять за ножницы и спорола с берета самый последний — черный бант. Она швырнула и его на тахту, он упал не рядом с другими, а отдельно.

Цаца в последний раз взглянула на тахту-аэродром, их с Вадимом супружеское ложе любви, превратившееся для нее в ложе страданий, а теперь усеянное цветными бантиками. На эту сюрреалистическую картину глубокомысленно взирали со стены «иконы» поколения семидесятых — кумиры советской интеллигенции Высоцкий и Хемингуэй.

С чемоданом и старыми деревянными лыжами Цаца навсегда покинула квартиру на Солянке. Она возвратилась на Войковскую, где кроме младшей сестренки и мамы теперь вместо папы поселился ненавидящий ее отчим.

Озари стон ночи улыбкой,

И стан твой гибкий

Обниму любя.

До зари, до утра прохлады

Я петь серенады

Буду для тебя!

10

Она развелась с Вадимом в том же ЗАГСе, где зарегистрировалась.

Вадим не хотел развода, даже приезжал просить прощения, но Цаца отказалась с ним разговаривать. Он почему-то на что-то надеялся, но в ЗАГСе во время развода Цаца так ни разу и не взглянула на Вадима. К тому же с Цацей на развод для поддержки увязалась ее мать, чтобы охранять ее от «негодяя», как она выразилась.

Цаца быстро подписала все бумаги. Делить им было нечего: не было ни детей, ни совместно нажитого имущества. Цаца в чем пришла к Вадиму, в том и ушла. За исключением новых зимних финских замшевых светло-коричневых сапог, их она себе позволила купить за восемьдесят рублей ко дню рождения, когда муж в последний раз оставил ей деньги.

Все было кончено!

Когда Цаца надевала пальто в гардеробе, то услышала, как за окном на улице громко сигналит машина и заскрипели тормоза. Она посмотрела в окно. На середине проезжей части улицы перед легковой машиной, почти из-под капота, поднималась с колен или с корточек длинная, тощая, до боли знакомая фигура в длинном расстегнутом плаще с синим шарфом.