В поисках Цацы (Часть 21)

Даша жила в общежитии института. Цаца была там единственный раз, когда Даша пригласила ее свой день рождения.

Она запоздала, разыскивая комнату подруги, блуждая по бесконечным коридорам, где столбом витал казенный дух скученного бесприютного людского жилья. В ноздри резко ударяла смесь крепких запахов: мужского туалета, хлорки, хозяйственного мыла, папирос «Беломор», сырого белья, пригоревшего молока и кипящих щей.

Нашла, заслышав шум веселья из раскрытой двери. Вошла. В маленькой комнате вдоль стен — четыре железные койки, на них сидят гости. В центре на столе сверкает груда бутылок водки, самогонки и грязных граненых стаканов в окружении нарезанных буханок

Даша жила в общежитии института. Цаца была там единственный раз, когда Даша пригласила ее свой день рождения.

Она запоздала, разыскивая комнату подруги, блуждая по бесконечным коридорам, где столбом витал казенный дух скученного бесприютного людского жилья. В ноздри резко ударяла смесь крепких запахов: мужского туалета, хлорки, хозяйственного мыла, папирос «Беломор», сырого белья, пригоревшего молока и кипящих щей.

Нашла, заслышав шум веселья из раскрытой двери. Вошла. В маленькой комнате вдоль стен — четыре железные койки, на них сидят гости. В центре на столе сверкает груда бутылок водки, самогонки и грязных граненых стаканов в окружении нарезанных буханок черного и белого хлеба, куска желтоватого сала, торчащего из полотняной тряпки, и плавленых сырков «Дружба», сбоку сиротливо краснеют два яблока и надкусанный пирожок с повидлом.

Вся компания уже навеселе. Даша сидит на кровати между двумя неграми. Один из них, студент из Ганы, прилюдно обнимает ее, а другой оказался тем самым Мухаммедом. Даша воскликнула:

— Тю-ю-ю, какие люди! Ниночка наконец пришла! Вовремя. А мы как раз в бутылочку собираемся играть! Особенно друг Али тебя ждет! — При этом Даша, подмигивая, кивает на Мухаммеда.

Все дружно беззлобно захохотали, скандируя:

— Мухаммед — не людоед!

Больше всех смеялся сам Мухаммед. Он уступил свое место и незаметно ушел. Цаца тоже посмеялась и стала осматриваться. Облезлые стены со следами от раздавленных клопов, пыльное окно без занавесок, запах пота и дыма сигарет ужаснули Цацу. Она решила, что тут и получаса не выдержит: «Как же здесь можно жить!»

Нина невольно сравнила эту общагу со своей уютной и просторной двенадцатиметровой комнатой, где большое окно с балконном занавешено шторами с веселым рисунком: по светлому фону скачут оленята-Бэмби, у стен два удобных небольших зеленых велюровых диванчика с вышитыми думочками — один Мусин, другой Нинин, ножная швейная машинка «Тула», покрытая гобеленовой скатертью, на ней Мусины игрушки, секретер с любимыми книгами, в рамочке семейное фото, на котором запечатлена маленькая Цаца на морском берегу с мамой и папой. Глаза у всех светятся от счастья. А теперь они разводятся! Не зря бабушка говорит плачущим голосом:

— Не надо было им ехать в Африку, там они от жары сбесились и детей побросали!

От этих горестных размышлений ее оторвали громкие пьяные выкрики веселой компании:

— Раз, два… десять… двадцать… Горько!

«С негром целуется! Нет, это совсем не смешно! Бедная Даша! Совсем по наклонной пойдет, и все из-за меня!» — думала Цаца со стыдом за подругу. Ей казалось, что Даша, как и она, тайно влюблена в Вадима.

Цаца собралась уходить, но Даша ее остановила и, глядя долгим цыганским, будто гипнотизирующим взглядом, сказала, что надо поговорить…

Гуща пододвинула Цаце стакан с чем-то похожим на спитой чай.

— Что это? — спросила Нина.

— Не бои-и-ись, вот нашлось для тебя ситро! — ответила подруга.

Взгляд Даши парализовал Цацу, как кролика, и она послушно чуть ли не залпом все выпила.